Юлия Добровольская - Голос ангела [cборник]
— Откуда это в вас, молодой человек? — сказала Маргарита.
А Глеб рассказал, как в детстве, когда ему было лет шесть–восемь, он любил собирать у себя малышню и играть с ними — сначала в детские игры, потом в школу. Он помнит, что самую большую радость доставляла ему возможность заботиться о ком–то, кто слабее его.
И про первую несчастную любовь рассказал.
— Мама с папой не удосужились родить кого–нибудь после меня, вот я и вымещал свой потенциал старшего брата на соседских детях… А потом на женщине, которая девятью годами была старше меня.
Глеб все больше узнавал о Боге, в Которого верила Маргарита. Он купил себе Библию и углубился в нее с усердием прилежного ученика. Он задавал Маргарите вопросы, а она терпеливо отвечала ему.
Глеба приятно удивляло то, что его идеалы, казавшиеся окружающим если не дурью, так блажью, воплощались в Божьи заповеди. И то, во что он верил в глубине души, оказывалось более всего угодным Богу.
Однажды Маргарита сказала:
— Завтра Рождество, и я хочу пригласить вас к себе в гости. Мы знакомы уже полгода, а еще не виделись. Что вы об этом думаете?
— Я польщен… И смущен.
— Я слышу, — засмеялась она. — Вы готовы записать мой адрес?
Глеб не помнит, когда он так волновался в последний раз.
Дверь открыла высокая крупная женщина, своей осанкой похожая на певицу — примерно такой ее и представлял себе Глеб.
Он протянул Маргарите большую коробку конфет и сказал:
— Я еще не умею отмечать Рождество и не знаю, с чем нужно приходить…
Маргарита улыбнулась:
— Главное — это открытое сердце. — И добавила: — Вы не обидитесь, что я вас не предупредила… мы будем не одни.
Она провела Глеба в комнату.
На диване сидела молодая женщина с большими голубыми глазами. Ее ноги от самого пояса были укутаны пушистым клетчатым пледом.
— Это Глеб, — представила его Маргарита. — А это моя дочь, Анна.
— Очень приятно, — сказал Глеб.
— Очень приятно, — ответил Голос.
ЛИЛОВАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА
1
Я села к нему почти сразу.
На это «почти» не потребовалось и пары секунд: рядом остановилась темная иномарка, дверь раскрылась, я услышала «садитесь» и шагнула к двери. Возможно, я все же успела заметить, что за рулем приятный мужчина. А может, я выдумываю — ведь стекло заливало водой, дворники метались из стороны в сторону, как очумевшие, но все равно не справлялись. И темень непроглядная.
Шансов раздумывать над предложением у меня не было. Я села в машину.
— Я вам все здесь затоплю.
С меня лило, не хуже, чем из первоисточника.
Жалкий пластиковый пакет, которым я прикрыла голову, только и спас макушку да косметику на лице.
Он достал из бардачка пачку бумажных платков.
— Спасибо, у меня есть.
Я полезла в сумку. Но вместо платков я наткнулась… разумеется, на зонт. Он благополучно лежал на самом дне. Я застыла, не зная, что делать — признаться в собственной рассеянности или проигнорировать находку.
Благодетель уловил мое замешательство. Пока я рылась в недрах торбы, которой очень подошел бы слоган «все свое ношу с собой», он распечатал–таки пачку и расправил для меня пару мягких очаровательных бумажек бледно–сиреневого цвета с лиловыми морскими звездами по углам и розовым рапаном посередине. Одной рукой я приняла предложение и промокнула щеки и подбородок, а другой — отвечая на его немой вопрос — продемонстрировала мой любимый, такой маленький и незаметный, клетчатый зонтик.
Я засмеялась, он улыбнулся.
Зонт я кинула назад, в темные глубины баула, тут же радостно и бесследно поглотившие его, и принялась приводить себя в порядок.
Водитель снова проявил предусмотрительность и откинул козырек с зеркалом с моей стороны. С макияжем все было в порядке, волосы распушились и закурчавились от влаги, глаза блестели — то ли от… Не важно отчего. Блестели, и все тут.
Я повернулась к нему:
— Я готова.
Он улыбнулся, чуть задержал на моем лице взгляд, погасил лампочку у нас над головами, и мы тронулись.
До города было километров пятнадцать, и можно было пока не обсуждать тему направления движения.
В душе плескалось и громоздилось… куча не пойми чего. Похоже на свежеприготовленный пунш: легкий градус и привкус неведомых плодов — чуть туманит сознание и возбуждает аппетит.
Я заметила, что звучит музыка — звук, видно, уменьшили, когда приглашали меня сесть, но старые добрые Uriah Неер своей ошеломительной Sympathy прорывали любые заслоны.
— Можно?.. — Я потянулась рукой к регулятору, но не могла сразу сообразить, на что же нажимать: на панели было множество кнопок и горело множество красных и голубых циферок и символов.
— Громче? — спросил мужчина.
— Если можно…
Он сделал громче.
— Еще?
— Ну, если вы не…
— Я не против. — Он улыбнулся и сделал совсем громко.
Вот это был звук! Теперь уже не внутри меня — а я сама плескалась в вибрирующих упругих волнах, меня подбрасывало и переворачивало и уносило куда–то за пределы материального мира.
Закончили Uriah Неер, мужчина потянулся к кнопкам — вероятно, чтобы убавить звук. Но тут же вступили Credence, не менее темпераментно: «I put a spell on you–u–u-u!..»
— Ой! — сказала я, пытаясь перехватить его руку, и тут же осеклась и рассмеялась. — Простите.
— За что?
— Ну… это, наверно, нескромно с моей стороны…
Конечно, я вела себя неподобающе и возрасту — мне не двадцать уже, — и обстановке — ну, выручили, выдернули из–под дождя, так сиди тихонько–скромненько. А причиной моего возбуждения было приподнятое настроение, которое не смог испортить даже внезапно рухнувший на меня вечерний ливень, грозивший смыть с лица тщательно выверенный макияж «для особых жизненных ситуаций» — как говорится в толстых журналах для бездельниц — и вообще превратить меня из расфуфыренной дамы средних лет в общипанную пожилую курицу, что было бы ну совершенно некстати, ведь направлялась я…
— Куда вас доставить?
— До первого на вашем маршруте метро…
— А если точнее?
Я назвала улицу, но она была длиннющей, и одно ее название ни о чем не говорило. Разумеется, он спросил номер дома. Я сказала. И тут же добавила, что не стоит беспокоиться, я прекрасно доберусь до места пешком, мол, зонт–то нашелся… — рефлексивная дань хорошим манерам, которые я сама же и попрала с самого начала…
— Вы опаздываете?
— Нет… А что, похоже на то?
Ну зачем вот эти всякие добавочки?! Спросили — ответила, сиди дальше!
— М–м–м… Да нет, не похоже. — Он повернулся ко мне и снова улыбнулся, чего не следовало бы делать под таким ливнем… В смысле — поворачиваться. А улыбаться… хм… улыбка у него очень милая.
— Вы не возражаете, если мы на заправку заедем, я последний раз заправлялся в… — И он произнес название города, до которого почти пятьсот километров!..
— Конечно, не возражаю, — сказала благовоспитанно я. И тут же перечеркнула начавшие было проклевываться хорошие манеры: — Из командировки?
— Нет, — коротко ответил он. И добавил, вероятно, для вежливости: — Дела. — И чтобы быть совсем уж лордом: — Личные.
— А-а… — сказала я, не раскрывая рта. Получилось какое–то «кху–гх–м-м».
Мы повернули по указателю к заправке, и впереди замаячило ярко–желто–синее неоновое зарево, которое тут же безжалостно, но вполне живописно размазалось дворниками по стеклу. Через полминуты зарево приобрело более конкретные очертания, и мы въехали под навес.
Мой лорд вышел.
Хлопок двери — очень тихий такой «чпок» — обдал меня влажной волной, перемешанной с весьма серьезным, освеженным этой влажной волной парфюмом.
Приятный мужчина. И дорогой… м-да… машинка–то не хухры–мухры… Назвала бы марку, да рекламу за так делать не хочется. Не «порш», конечно… но если проиндексировать с учетом наших дорог, то — почти. М–м–м… молодой — лет до тридцати пяти. Стало быть, игривое настроение за кокетство не примет — я ему в мамы гожусь, моей собственной малышке уже тридцать два… Не хотелось бы, правда, думать о своем возрасте… но что поделаешь! К тому же период перехода и адаптации в новую… не так возрастную, как внешностную категорию я уже пережила пару лет тому.
Ну, меня и разбирает, право, сегодня! До встречи еще часа полтора…
А вот и мы. Ох, хороши… Не красавчики какие смазливые… Хм! Да… Елки–палки, как хороши!..
Нет, женщины на таких не вешаются. Напротив даже: те женщины, которые вешаются на мужчин, таких если не избегают, то просто не замечают. С такими нелегко — с ними по верхушкам не попрыгаешь. Такие мужчины для меня.
Глаза глубокие. И лет–то побольше, чем мне поначалу показалось! М-да!..
